Галка терпеть не могла жаловаться. Даже мужу. Даже если ее как следует допекли. Поэтому рассказ вышел не очень складным. Но все же Джеймсу удалось вытянуть из нее всю эту историю. Галка, что в общем-то напрашивалось по логике вещей, решила начать с начала. И поведала, как ее сперва раздраконили два испанца, искренне не понимавших, почему они должны платить какие-то налоги в городе, основанном испанцами, словно в какой-то иной стране. Обычно такие дела решались на месте, в лицензионной конторе. Но эти два остолопа явились с жалобами к месье Аллену, а получив там от ворот поворот, пришли к генералу Сен-Доменга. Опять-таки с жалобами. Правда, они не на ту напали. В таких случаях Галка за словами обычно не лезла, сразу объясняла, куда должны идти столь непонятливые сеньоры и какие действия при этом совершать. Но сегодня все не заладилось с самого утра. Купцы не стали угрожать, как это обычно за испанцами водилось. Они начали плакаться на трудные времена, на сварливых супружниц и большое количество детей, которых им оные супружницы успели подарить за годы совместной жизни. Галка ограничилась искренним советом либо платить налоги на общих основаниях, либо катиться за горизонт и больше никогда не показываться в этой гавани. Ибо, хоть и основали ее испанцы, она уже давно принадлежит не Испании. Потом с неприятным осадком на душе она отправилась к Мартину. И все бы ничего, да немец умудрился не к месту похвалить расовую теорию. А для Галки, создававшей Сен-Доменг на совершенно иных принципах, это было как удар ножом в сердце. Она вскипела, обозвала Мартина «недобитым нацистом» и посоветовала ему как можно реже воспроизводить вслух тот бред «шизика с усиками», что в итоге привел упомянутого деятеля к самоубийству, а Германию — в задницу. Мартин, как ни странно, воспринял Галкину гневную тираду совершенно невозмутимо, и, пожав плечами, вернулся к прежнему занятию — расчетам какого-то механического устройства… Кое-как удержавшись от соблазна пойти по статье восьмой Уголовного кодекса Республики Сен-Доменг (убийство с отягчающими), Галка наконец отправилась домой. В Алькасар де Колон. Путь ее пролегал по новому кварталу, где жили иммигранты-мастеровые. Проходя по улице Сен-Мартен она услышала какие-то вопли, ругательства на немецком и испанском языках… Где вы видели свару, мимо которой могла спокойно пройти Алина-Воробушек? Вот Галка и решила посмотреть, кто там порядок нарушает…
— Захожу — и вижу: целая семейка в таких милых типовых робах. Мужики все патлатые, бородатые, одеты одинаково, женщины тоже как на одном станке штампованные. И все как на подбор страшные, даже я на их фоне показалась бы королевой красоты, — едко ухмылялась Галка, рассказывая мужу этот эпизод. — А у дверей — учитель-немец и двое парней из стражи. Да не из наших, а испанцы, те, что тут и раньше стражниками работали. И все орут. Я ж по-немецки ни уха ни рыла, сразу перехожу на испанский. Спрашиваю, в чем проблема? Они разом заткнулись и уставились на меня как на черта из преисподней…
— Если ты спросила в той манере, какая за тобой водится, ничего удивительного в их реакции я не вижу, — улыбнулся Джеймс. — Обычно ты начинаешь подобные вопросы словами «Какого хрена…» или «Что за фигня…»
— Будешь надо мной прикалываться — ничего больше не расскажу! — Галка, сперва обиженно фыркнув, не выдержала и коротко рассмеялась. — Ладно, продолжаю. Пока они дружно подбирали с пола челюсти, я повторила вопрос. На этот раз тише и вежливее. Господин учитель опомнился первым и все объяснил. Мол, эти господа приехали сюда с детьми школьного возраста, и обязанность учителя, раз уж дети живут в квартале, прилегающем к его школе, состояла в их переписи и распределении по группам. Но родители воспротивились этому, а ведь начальное образование в республике является обязательным. Представляешь, Джек, эти… господа принадлежат к какой-то дебильной секте, которую со скандалом выперли из Ганновера. Они считают школы порождением дьявола. Мол, детишкам достаточно уметь читать Библию, а больше ничего им в жизни не потребуется. Учителю ответили немедленным отказом, предложили покинуть помещение, а в качестве аргумента предъявили дубинку. Немец, не будь дурак, тут же кликнул стражу. Прибежали как раз те два испанца, а это не салаги, ребята тертые. Короче, я явилась в самый ответственный момент. Выслушав учителя, обратилась к приезжим. Через того же учителя, раз он говорил и по-немецки, и по-испански. Типа, у нас в стране закон один для всех, и раз уж вы сюда приехали, извольте его придерживаться. Ихний главарь мне и отвечает: мол, они избранники Божьи и призваны повсюду нести свой закон. А если власти страны против, то это их проблемы… Ага, ты уже не смеешься, милый. Понимаешь, чем это грозит. Я имела возможность наблюдать у себя дома, к чему ведет Европу разрешение мусульманам жить на ее территории по своим, а не по европейским законам… Но вернемся к этим особо сознательным ганноверцам. Смотрю на них, и поражаюсь. Не лица, а рожи, даже дети смотрят исподлобья, будто на врага! В глазах совершенно непробиваемый фанатизм пополам с какой-то бычьей тупостью, а на лбу крупными буквами написано: «Есть два мнения: мое и неправильное…» Ты представляешь, эти бычачос тут будут свои законы устанавливать! Мы положили годы жизни, угробили кучу бабла, я как последняя дура из кожи вон выворачивалась, чтобы устроить тут все по-нашему, а эти едут сюда на все готовенькое и еще собираются нами рулить?!! Ну в общем, задала я им еще один вопрос: хорошо ли они подумали и собираются ли жить здесь, уважая и соблюдая наши законы?