Лев и ягуар - Страница 108

108

— Молодцы, что вернули, — не выдержав, мадам генерал все же хихикнула. — А главное, не побоялись после боя в бухту на дырявой лодчонке сунуться.

— Ну… — помялся Рыжий. — Там и правда покойники всплывают. Страшновато, это верно. Только их течением из бухты выносит.

— Что с трофеями вернулись — вы опять-таки молодцы. А вот что в самоволку отправились…

— Это не самоволка, капитан, — лукаво прищурился Хосе-Индеец. — Это разумная инициатива, вот!

— Да, ты прав, — согласилась Галка. — От правильной формулировки зависит очень многое.

Влад, уже не в силах сдерживаться, рассмеялся во весь голос.

Рана в плече была не очень серьезной — прострелена мышца, — но болезненной. За время службы на флоте и хождения с пиратами Джеймс не раз и не два получал раны. Не смертельные, но на пару недель лишавшие его нормальной жизни. Потому что боль он переносил на редкость плохо, хоть никому, даже любимой женщине, в том не признавался. Все же Галка о чем-то таком догадывалась. Вот и сейчас она молча накладывала на чистую тряпочку обезболивающую мазь — последнее изобретение доктора Леклерка, успевшего с помощью Каньо досконально изучить кое-какие местные травы. Джеймс так же молча стерпел перевязку: без обезболивающего он точно не заснет, проверено на собственном опыте. Негритянка Сюзанна, напуганная сегодняшними событиями — она тоже была в соборе во время обстрела, — украдкой смахивала слезинки и подавала госпоже чистые полотняные полосы.

— Идите к себе, Сюзанна, — глухим, предельно усталым голосом произнесла Галка.

Служанка, подхватив тазик с розовой от крови водой и грязные бинты, ушла. А Галка — генерал Сен-Доменга, признанная предводительница пиратов Мэйна — вдруг, мелко задрожав, уткнулась лицом в рубашку мужа и разрыдалась.

— Все будет хорошо, Эли, — Джеймс с бесконечной нежностью гладил жену по растрепанной голове, мысленно радуясь ее слезам. Ибо если человек способен без единого душевного содрогания пережить такой день — все равно, война там или не война, — то невольно возникает сомнение в его принадлежности к роду человеческому. — Мы победили, а значит, те, по ком ты плачешь, погибли не напрасно.

Галка громко всхлипнула, но сказать ничего так и не смогла. Все, что не было выплакано за последние десять лет жизни, наконец нашло выход.

8

— Две недели? — ахнул старый плотник. — Да ты что, кэп? Тут всей верфи работы самое меньшее на месяц!

«Гардарику» и другие поврежденные в бою корабли отбуксировали к новой верфи, способной капитально ремонтировать линкоры. Если «Дюнуа» или, скажем, «Сварог» отделались поврежденными бортами, румпелями и потерянными в бою реями, то на носовую часть флагмана страшно было смотреть. Создавалось полное впечатление, будто «Гардарика» на полной скорости врезалась в скалу. Ну… почти так и было. Англичане строили свои линкоры из хорошо просушенного дуба. По полвека дерево сушили! Не скала, конечно, но приятного маловато. Форштевень корабля представлял собой месиво из поломанных досок и погнутых, порванных, зверски перекрученных медных листов. Плюс — потеряны две мачты. Плюс — развороченная обшивка правого борта. Словом, скепсис плотника Чарли был вполне понятен: в две недели осилить такой ремонт — это выше человеческих сил. А ведь нужно ремонтировать не один флагман — почти всю эскадру!

— Две недели, Чарли, — настаивала Галка. — Дерева мало? Вон, пожалуйста, в бухте дров сколько хочешь. Два почти целых, но слегка потопленных английских линкора. Все равно фарватер расчищать.

— Будто в дереве закавыка! — всплеснул руками плотник. — Чтоб уложиться в две недели, мы должны работать без сна и отдыха, днем и ночью! Ну днем-то ладно, а в темноте как прикажешь топорами махать?

— Освещение я тебе гарантирую, — холодно усмехнулась мадам генерал. — А уж как организовать работы, ты сам придумай. Кто из нас корабельный плотник — ты или я?

— Тьфу! Чтоб тебе на ровном месте споткнуться, кэп! — возмутился Чарли. — Вот как втемяшится тебе что-то в голову — так хоть грот-мачта на нее свались, и то не выбьет! Разве ж по силам из кучи дров за две недели сварганить боеспособный корабль?

— А ты проверь, — совершенно серьезно ответила Галка. У нее болело сердце при виде разгромленной «Гардарики». «Прости, родная. Прости…» — Собери всех корабельных плотников с помощниками, всех плотников с верфи, всех мастеров. Работайте в три смены. Все военные склады в твоем распоряжении, бери все, что пожелаешь. Освещение, как я уже сказала, будет. Пожрать принесут. Остальное твое дело. И вот что… Справишься с задачей — получишь полное прощение. Нет — извини, будешь махать топором до самой смерти.

Чарли в сердцах выругался, но, понимая бесполезность дальнейших споров, махнул рукой. А Галка, решив все дела в порту и на верфи, отправилась в Алькасар де Колон. Совет капитанов собрался для того, чтобы устроить «разбор полетов» — провести тактический анализ прошедшей битвы. Вовсе не лишнее занятие, если учесть, что Сен-Доменг наконец-то стали воспринимать всерьез. А раз так, то и противника тоже стоит воспринимать соответственно… Галка пошла не по улице Лас Дамас, южная часть которой все еще была завалена обломками Турели, а по Торговой. Заглянула в собор, поинтересовалась самочувствием епископа Пабло — старик за эти дни сильно сдал из-за переживаний. Потом свернула на Эль Конде, все-таки вышла на Лас Дамас около Каса де Овандо, а там всего квартал до площади Независимости, на восточной стороне которой, возвышаясь над Авенида дель Пуэрто, и стоял Алькасар де Колон. Когда пираты отняли Санто-Доминго у Испании, кто-то из капитанов предлагал переименовать все улицы и снести все испанские памятники. Начать историю с чистого листа, так сказать. Галка решительно воспротивилась. «Пусть все остается как есть, — говорила она. — Чтобы создать что-то новое, совсем не обязательно уничтожать то, что было создано до нас». Так и сделали. Новые улицы и кварталы, населенные иммигрантами, уже носили французские, немецкие и голландские названия. А исторический центр как был, так и остался испанским. Только площадь Эспанья переименовали в площадь Независимости. Но посреди этой площади все так же стоял памятник Николасу де Овандо, знаменитому испанскому губернатору. «Ну что, сеньор де Овандо, — Галка с долей иронии мысленно обратилась к бронзовому испанцу в коротком, по моде шестнадцатого века, плаще, неподвижно взиравшему на происходящее. — Прав был одноногий пират Джон Сильвер? Главное — не добыть, а сберечь». Памятник, как и следовало ожидать, промолчал. А Галка преспокойно отправилась в свою резиденцию.

108